ударом. — Твой яд на меня не действует, кретин, я же горон!
Эйджиро успел убавить здоровье до 756, как вдруг монстр издал писк, парализуя самоуверенного горона. Лианы тут же обвили его руки и ноги и начали тянуть в разные стороны с явным намерением разорвать, пока он неспособен сопротивляться.
— Нет! — с беспомощной злобой закричал Кацуки, наблюдая за происходящим. — Не смей!
Но монстр не слушал, используя шанс. Не думая о последствиях, Кацуки схватил кинжал, и кинулся на косатогу с желанием нанести как можно больший урон. Неважно, что сок твари ядовит и сносит огромное количество здоровья, неважно, что это может Кацуки даже убить, — в голове было пусто, кроме одного желания: восстановить справедливость любой ценой.
Но вдруг мимо молнией пронеслось что-то огромное. Остановившись в паре метров от пасти, Всемогущий воскликнул:
— Гавайский пунш! — и выкинул вперёд кулак, выбрасывая сгусток энергии, которой протаранило монстра насквозь, оставляя в нём зияющую дыру. Показатели здоровья твари упали до 15.
И следом в него метко полетел короткий меч, который бросила Момо, выбивая последние капли жизни. Почернев и вспыхнув фиолетовым облачком, монстр исчез. На землю упало много разного лута.* (Лут — геймерский термин, обозначающий добычу, упавшую с поверженного врага).
Первой нарушил наступившую тишину успевший отдышаться и прийти в себя Эйджиро:
— Ох, как он мне хорошо потянул косточки! — и хрустнул шеей, разминая и её. — Вот бы их можно было приручать и тренировать для костоправства!
— Юный Киришима, как ты мог забыть про парализующий вопль косатоги? — строго оборвал его браваду Всемогущий. Он всё ещё был в своей сильной форме и возвышался над юным гороном как скала. — Какое «костоправство»?! Он тебя чуть не порвал как тузик грелку!
— Но, сенсей, всё обошлось же! — Эйджиро неловко засмеялся, потирая затылок, и вздохнул: — Прости, я был неправ так бездумно кидаться в драку, в следующий раз я буду более осторожен.
Справа раздался вскрик и следом звук падения.
— Ты в порядке? — Изуку подбежал к лежащей на земле Мико, помогая подняться.
— На мяу дебаф снижения ловкости, я споткнулась о собственную ногу, — прокряхтела Мико, хватая протянутую руку и поднимаясь. — Ещё три минуты.
— Держи, — Изуку с готовностью протянул ей бутылёк с золотистой жидкостью. «Исцеляющее зелье» — высветилась надпись.
— Не надо, — Мико попыталась отодвинуть бутылёк, но промахнулась и чуть не упала. — Врага мы победили, так что спешки нет. Сохрани лучше на будущее.
Изуку согласно кивнул, убирая зелье обратно в инвентарь.
— Давайте лут собирать, — предложил Всемогущий. — И после этого надо уже выдвигаться.
— Хорошо… Э-э-э, Бакуго-сан, ты куда идёшь? — Изуку заметил, как Кацуки, никому не сказав и слова, уходит в сторону лагеря.
— Обратно, — ответил Кацуки. — Буду вас там ждать.
— Тогда я с тобой, — спохватился Изуку и последовал за Кацуки. — Буду собирать пожитки, чтобы мы сразу выдвинулись.
Кацуки не стал возражать, но рад он такой компании не был. Ему хотелось побыть одному, чтобы переосмыслить произошедшее. Битва с лесным монстром дала Кацуки понять, как он слаб и бесполезен.
— Этот косатога нас застал врасплох, — продолжил Изуку. — Мы всё побросали, как только получили оповещение о нападении. Благо попалась Яойорозу, она примерно знала, где была Мико-чан.
«Слабое никчёмное ничтожество», — процедил Кацуки себе под нос, не слушая Изуку. Всё, что он смог сделать — нанести пять урона. Пять! И главное — подверг опасности жизни остальных. Надо было не окунаться с головой в неизвестное, как какой-то придурок, а внимательно выслушать девушек, прежде чем идти в лес.
— Ты что-то сказал? — спросил Изуку, не разобрав ворчания.
— Ничего, — ответил Кацуки, ускоряя шаг. — И хватит следовать за мной, Деку!
Изуку нахмурился:
— Ну уж извини, второй Каччан, но я не за тобой иду, а просто в том же направлении, что и ты, к лагерю. Плюс, нам надо держаться вместе на случай, если ещё что-то сильное нападёт… Не то чтобы я очень полезный, но остальные хоть оповещение получат о нападении и придут на помощь. Если бы Мико-чан не была поблизости, косатога тебя бы уже сожрал.
Кацуки цыкнул, понимая, что ведёт себя как идиот. Дойдя до лагеря, он сел на бревно и бездумно уставился на кострище, одновременно открывая список оповещений и находя приглашение в клан Изуку. Внимательно перечитывая, он вдруг обнаружил, что клан назывался «Katsuki».
Кацуки не выдержал и хрюкнул, давясь смехом.
— Серьёзно? — громко переспросил он. — Ты назвал клан в честь придурка, который над тобой издевался? Ты дебил?!
— Нет, это не так! — Изуку, покраснев до кончиков ушей, сжал кулаки и посмотрел Кацуки в глаза: — Он не был мне хорошим другом, ты прав, но я так назвал клан, чтобы помнить о нём всё то хорошее, чем я восхищался: его отвагой и целеустремлённостью, желанием стать боевым магом и творить добро, защищая невинных! А ещё «кацуки» означает: «победа». Чем это плохое название?
Изуку замолчал, а Кацуки не знал, что ответить, поэтому продолжал сверлить его взглядом.
— Считаешь меня сентиментальным лохом? — с вызовом добавил Изуку. — Так знай: мне наплевать!
— Да, я тебя считаю сентиментальным лохом, — наконец, сказал Кацуки примиряющим тоном, туша вспышку раздражения. — Однако, после всего, что он сделал плохого тебе, ты всё равно не утратил способность видеть в нём хорошее. Он был бы благодарен тебе за такое, даже если бы говорил в лицо, что ты придурок…
Говорить о себе в третьем лице оказалось не так уж и сложно.
— Спасибо, Качч… То есть, Бакуго-сан, — Изуку хлюпнул носом и резко развернулся в сторону кострища. — Надо убрать следы нашего здесь пребывания.
И быстро удалился.
Кацуки решил, что не стоит пытаться разговаривать с Изуку, когда у того глаза на мокром месте, вместо этого опять открыв предложение о вступлении в клан. Почему бы и нет?
Как только он согласился вступить в клан, Изуку, до этого старательно засыпающий кострище землёй, на мгновение замер, а потом произнёс:
— Спасибо, Бакуго-сан. И добро пожаловать в мой клан!
— Завались, задрот. Я пока ничего не сделал, чтобы меня благодарить.
— Это рутинный этикет, — нахмурился Изуку.
— Ладно, проехали, — буркнул Кацуки. Повисло долгое молчание. Кацуки наблюдал, как Изуку закончил закапывать кострище, и